Кузьмина Татьяна Григорьевна

— Помните, как меня зовут, Николай Петрович? 

— Че я должен помнить? Мы на брудершафт не пили. 

Ему 60. Третий инсульт. Гемипарез. Инвалидное кресло. Гемигипестезия. Фиксационная амнезия. Дизартрия. 

На все реплики к нему со стороны родственников и медицинских сотрудников — ответ с неприкрытым раздражением, гневом и агрессией. Часто матом. Все враги, никому доверять нельзя, все делают только хуже, все плохие, все тупые. 

Жалуется сыну на то, что болит рука. А потом обвиняет в том, что это сын её и ударил. В молодости Николай Петрович бил жену. Нежностью к детям тоже не отличался. 

Когда мы сами кому-то делаем плохо, мы все равно себя оправдываем. Так устроены. Происходит своеобразный перевертыш восприятия — терпеть не могу того, кому сам причинил вред. 

Гнев и агрессия на детей как оправдание своего же жестокого к ним отношения. Ненавидеть себя ведь невыносимо. Инсульт поставил человека в ситуацию полной зависимости от тех, кого он «ненавидит». Все они делают не так. Его трясет от необходимости принимать от них помощь. Если сам недодал — не могу принять. 

Раньше он мог жестко всех контролировать, теперь тяжесть состояния Николая Петровича не позволит ему самому как-то повлиять на исход ситуации. 

Сыновья держатся из последних сил. Приехали к отцу из других городов. Обеспечивают уход, возят по врачам. Но на агрессию отца сами зачастую отвечают раздражением. Неудивительно. При таком словесном обстреле редкий человек удержит себя в руках. Колоссальный стресс. Постоянно. 

Только глубинное понимание и оправдание папы может опустить взаимные штыки. Только системно можно ощутить, что сделало его таким ещё до инсультов, как он рос, что чувствовал, о чем когда-то мечтал. Сколько всего никогда не сумел реализовать, раз сейчас так клокочет ненавистью. 

Долг перед родителями не пропорционален степени их идеальности.