Это не я учу их снова артикулировать потерянные звуки, говорить, читать, писать после инсульта или операции, это они учат меня. Каждый день восхищаться людьми.

— Геннадий Иванович, какое у вас любимое время года?
— Лето.
— А что хорошего летом?
— ...
— Что летом светит ярко на небе?
— Звезды.
Как ещё мог ответить физик-теоретик, всю жизнь исследующий космос!

— У вас есть лучший друг?
— Да, Борис.
— Сколько лет вы дружите?
— Семьдесят где-то.
— А что вы считаете главным в дружбе? Что вас с Борисом удерживает рядом столько лет?
— Верность идее.
— В какую идею вы вместе верите?
— Термояд.

Звуковики — это не про братство, не про пустые посиделки за столом, не про совместные прогулки с детьми и собаками. Звуковики — это про глубинные законы мироустройства. За телескопом, направленным в космос или в недра бессознательного. Такие смыслы объединяют не на выходные, а сквозь века.

Когда Геннадия Ивановича привезли к нам в центр, он не глотал, не говорил, не открывал рот. Глаза приоткрывал, только когда касались его лба во время логопедического массажа. Весь морщился, ведь покушались на самое ценное — голову!

— Кто ваш любимый писатель?
Гоголь Николай Васильевич.
— А какое его произведение вы больше всего любите?
— Записки.
И загадочно так улыбнулся.

Побежала читать «Записки сумасшедшего». Всплеск желаний. За гранью разумного. А иначе неинтересно. Природный звуковой страх сойти с ума надо знать в лицо, пока он не схватил за нос.

«И оттого самая луна — такой нежный шар, что люди никак не могут жить, и там теперь живут только одни носы. И по тому-то самому мы не можем видеть носов своих, ибо они все находятся в луне. И когда я вообразил, что земля вещество тяжелое и может, насевши, размолоть в муку носы наши, то мною овладело такое беспокойство».

Общие смыслы сшивают нас вместе, приоткрывают, о чем мы на самом деле. Только успевай ловить чьи-то и не таить свои важные слова, чтобы избежать закупорки и поиска своей сути в переписке собачек, ощущая себя Фердинандом VIII.

«Теперь-то, наконец, я узнаю все дела, помышления, все эти пружины и доберусь, наконец, до всего».